Он принялся за поиски с таким воодушевлением, что уже к вечеру мог сообщить мне сразу о нескольких вариантах.

— Советую обратить внимание, ваша светлость, на дворец герцога де Кервеля — он находится на бульваре Рыцарей, — и он указал мне место на разложенной на столе карте Лимы. — Это спокойный район со множеством садов и фонтанов — даже пешая прогулка по нему будет доставлять вам удовольствие.

Я одобрительно кивнула, и месье Арно перешел к следующему объекту.

— Дом маркиза Шеро на Набережной — из его окон открывается прекрасный вид на залив. В прошлом году в нём были обновлены все интерьеры, и теперь они соответствуют самому взыскательному вкусу.

Я кивнула еще раз.

— Особняк барона Робера на площади Доблести, — продолжил месье Арно. — Я не стал бы включать его в этот список, поскольку слышал, что он находится не в лучшем состоянии и потребует немалых затрат на ремонт. Но он расположен в таком шикарном месте — буквально в двух шагах от королевского дворца!

Я насторожилась, услышав знакомую фамилию. Я не была уверена, что речь шла о том самом бароне, что когда-то приютил нас с Лео, но мысленно пометила выяснить это.

На следующее утро мы с месье Арно отправились на экскурсию по всем трем названным местам. Каждый из этих вариантов имел свои достоинства и недостатки. Дворец Кервелей показался мне слишком помпезным, в нём всё дышало показной роскошью. А участок набережной перед домом Шеро был столь шумным, что едва мы вышли из кареты, мне захотелось заткнуть уши.

А вот особняк барона Робера я узнала сразу, и едва я вошла внутрь, как на меня повеяло чем-то почти родным. Да, за эти семь лет дом изменился — и не в лучшую сторону — выкрашенная в бежевый цвет штукатурка на фасаде местами облетела, трава на газонах перед крыльцом и вдоль садовых дорожек была не скошена, а белые колонны потемнели.

Внутри нас встретила немолодая уже горничная, которая провела нас по дому, заметно смущаясь при каждой обнаруженной на дверях паутине или скрипнувшей половице.

— Его милость с дочерью уже несколько месяцев как живут во флигеле, — вздохнула она. — Мадемуазель Лаура пытается следить за порядком, но в особняке осталось слишком мало слуг.

Лаура! Да, кажется, именно так звали дочь его милости.

Когда мы вышли на улицу, месье Арно посмотрел на меня несколько виновато. Должно быть, он думал, что я стану ругать его за то, что он привез меня сюда. Он удивился бы, если бы узнал, какие чувства испытывала я в этот момент на самом деле.

Несмотря на то, что этот дом был самым неухоженным из всех, что мы сегодня посмотрели, едва ступив на его крыльцо, я уже приняла решение купить именно его. Не знаю, как так получилось, но мне показалось, что я вернулась домой.

— Как вы и сказали, месье, его расположение идеально, — именно так я объяснила свой выбор.

Мой сопровождающий просиял:

— Я был уверен, что вам здесь понравится, ваша светлость! Конечно, потребуются большие вложения, но если вы не стеснены в средствах, то…

— Барон продает особняк, потому что не может его содержать?

Я почти не сомневалась, что месье Арно знает всё обо всех, и он меня не разочаровал.

— Можно сказать и так, ваша светлость, — ответил он. — Дела у его милости уже давно шли неважно — он, как и многие в Лиме серьезно вложился в крупную компанию, которую несколько лет создали, чтобы вести торговые дела с Нурландией. Тогда всё шло к тому, что нурландская принцесса станет женой нашего короля Этьена, и эта торговля могла принести колоссальную прибыль. Но брак так и не состоялся, и всякие связи между нашими странами были прекращены. Барон был почти разорен и влез в большие долги. Так что все деньги от продажи особняка достанутся не ему, а его кредиторам. Дом выставлен на аукцион. Желаете, чтобы я узнал об этом поподробнее?

Я заявила, что желаю, и он, сопроводив меня до гостиницы, отправился добывать информацию.

30. Аукцион

Ближе к вечеру следующего дня у меня были исчерпывающие сведения об аукционе. Дом барона Робера должен был стать главным лотом торгов.

— Сами понимаете, ваша светлость, какой это лакомый кусочек, — соловьем заливался месье Арно. — Жить в такой близости от дворца его величества весьма престижно. Поэтому следует ожидать, что торги вызовут большой интерес. Я слышал, как минимум, о трех желающих его приобрести. Если изволите, я назову вам их имена.

Я изволила, и он приступил к рассказу.

— Во-первых, это маркиз Рошен — владелец банка «Националь». Он богат, но скуп и торговаться станет только до разумного предела. Если цена окажется высока, он отойдет в сторону без особых сожалений.

Я была знакома с маркизом Рошеном и мысленно согласилась с той характеристикой, которую ему дал месье Арно.

— Во-вторых, министр морских и сухопутных сил граф Эрсан. А вот он — человек азартный.

Я вздрогнула, услышав это имя. Память услужливо подсказала — в то время, когда я была королевой, он возглавлял службу секретного сыска. Шевалье де Ламаж упоминал его в своем рассказе — он знал о том, что в моем деле были нестыковки, которые могли доказать мою невиновность, но предпочел закрыть на это глаза.

— Я слышал о его намерении снести особняк Роберов в случае, если ему удастся купить его за относительно небольшую цену, и построить на этом месте более модное здание. Он полагает, что имеет на этот дом особые права, потому что именно он является основным кредитором барона. Между прочим, об их финансовых отношениях говорят самое разное, и есть люди, которые уверены, что там не всё чисто.

Я насторожилась. Граф Эрсан был одним из тех людей, к которым у меня был особый интерес. Правда, это интерес мне пока показывать не хотелось. Но месье Арно и не нуждался в дополнительных вопросах.

— Как я уже говорил вчера, ваша светлость, барон понес большие убытки при банкротстве торговой компании и вынужден был занять деньги у графа Эрсана. Так вот — когда наступил срок погашения долга, барон продал почти все фамильные драгоценности, чтобы расплатиться с его сиятельством. Всё, что случилось до этого момента, более-менее прозрачно. А вот дальнейшие события двумя сторонами трактуются по-разному. Барон утверждает, что он расплатился с графом сполна и лично привёз деньги в тот день, который был обозначен в договоре. Но случилось так, что, когда он возвращался домой пешком, на него напали и отобрали у него расписку в получении денег, которую выдал ему Эрсан. Нападавшие так сильно избили Робера, что он до сих пор не встает с кровати.

— Какая жестокость! — воскликнула я.

— Да, — согласился Арно, — и многие полагают, что к этому нападению мог приложить руку сам граф. Он давно уже положил глаз на особняк Роберов и надеялся, что если его милость не сможет вовремя заплатить, то тот достанется ему.

— Что же говорит об этом сам граф?

— Что в тот вечер барон к нему не приходил, хотя он его ждал. По его версии, на Робера напали на пути к нему, а не от него. Забрали деньги, ударили по голове — вот его милость всё и перепутал. Если вы спросите меня, ваша светлость, кому из них двоих склонен верить я, то я не отвечу — конечно, барон не стал бы обвинять графа без должных оснований, но из-за удара по голове у него могли быть провалы в памяти. Хотя от таких людей, как граф Эрсан, можно ожидать чего угодно.

— Кто же третий возможный покупатель? — спросила я.

Месье Арно небрежно взмахнул рукой.

— О, ваша светлость, можете не принимать его всерьез. Это — виконт Анри де Кавелье, жених мадемуазель де Робер. Ему, конечно, очень хочется сделать подарок своей невесте в виде ее родного гнезда, но, боюсь, такой подарок ему совсем не по карману. Он примет участие в торгах, но вряд ли поднимет цену выше пятнадцати тысяч риэлей, а для победы, мне кажется, придется заплатить тысяч на десять больше.

Месье Арно оказался отличным информатором — события на аукционе разворачивались именно так, как он и говорил. Цена со стартовой в двенадцать с половиной тысяч риэлей быстро поднялась до пятнадцати, и виконт де Кавелье подал свой голос лишь однажды. Тягаться с теми зубрами, которые там собрались, было ему не по силам.