— И вы сразу же вернете мне сына?
Герцог снова вскочил и принялся прохаживаться вдоль окна.
— Разумеется, ваша светлость! Как только мы получим двести тысяч риэлей, ваш малыш будет дома. Так что как можно быстрее выполнить условия сделки со своей стороны — в ваших интересах.
Маркиза проводила меня до кареты, снова и снова повторяя, что я не должна сомневаться в ее дружбе. Но теперь эти слова звучали как издевательство. И всё-таки я пожала ее протянутую руку — пока мне не хотелось явно показывать свое к ней отношение. О том, как отомстить и ей, и де Крелону, я подумаю потом.
Потеря двухсот тысяч риэлей не пробила бы ощутимую брешь в моем бюджете. Да, мне пришлось бы продать кое-какие из своих драгоценностей, но я никогда и не была любительницей их носить. И если бы проблему можно было решить так просто, то я не сомневалась бы ни секунды. Но я прекрасно понимала — получив деньги, они не вернут мне Андрэ. Слишком откровенен был со мной герцог во время нашего первого разговора — теперь я была слишком опасна для них. Но до тех пор, пока у них мой сын, я вынуждена буду молчать.
К тому же, деньги имеют свойство заканчиваться, и когда герцог потратит эти средства, ему потребуются новые. Они не остановятся до тех пор, пока не выкачают из меня всё, что у меня есть. А потом, когда я окажусь для них бесполезна, они расправятся и со мной, и с Андрэ.
Это был замкнутый круг. Я не могла выдать заговорщиков, не навредив при этом сыну. Но и помогая им, я только осложняла ситуацию. Они не могли перейти к решительным действиям, пока у них не было денег. Как только они будут не стеснены в средствах, они погрузят Линарию в хаос.
Я всхлипнула, но тут же отругала себя за слабость. Если я хочу спасти Андрэ, я должна быть сильной и решительной. Я всё еще не могла понять, стоит ли рассказывать обо всём Велии и Лео — мне придется как-то объяснить им исчезновение сына, но должна ли я быть полностью откровенной? Тетя и мадемуазель де Шатильон были единственными людьми, с кем я могла поделиться своими переживаниями.
А что, если утром отвезти герцогу часть суммы — тысяч двадцать или тридцать (думаю, он поверил бы, что именно столько наличных было у меня при себе) — и потребовать, чтобы он разрешил Лео находиться рядом с племянником? У меня не было ни малейших сомнений в том, что тетушка согласится пойти на это. Так будет спокойнее и Андрэ, и мне самой.
Я добралась до дома прежде, чем сумела прийти к какому-то решению.
— Ну, что? — с двух сторон метнулись ко мне Лео и Велия. — Ты нашла Андрэ? Где ты была столько времени?
— Да, я нашла Андрэ, — я попыталась улыбнуться. — Сейчас я вам всё расскажу. Только пообещайте, что выслушаете меня спокойно и не станете делать глупостей.
— О, дорогая! — сразу же побледнела мадемуазель де Шатильон, и Лео пришлось ее обнять.
Тетя, как и обыкновенно, проявила большую невозмутимость, но даже в ее глазах я заметила страх.
— Я думаю, нам лучше поговорить в кабинете.
— Да-да, — закивала Велия. — Но, в таком случае, следует сказать мужчине, что тебя дожидается, что ты не сможешь сегодня его принять.
— Мужчина? — переспросила я. — Какой мужчина?
— Он пришел, едва ты уехала, — ответила мадемуазель де Шатильон. — Я сказала ему, что следует отложить визит на завтра, но он так просил, что я позволила ему тебя дождаться. Я подумала — вдруг у него есть новости об Андрэ? Он сейчас в гостиной. Очень галантный мужчина с печальными глазами. Подождите, как же его фамилия? Монте? Монтер? Ах, нет, я вспомнила — шевалье де Монкур!
58. Решение
Я вздрогнула и переспросила:
— Шевалье де Монкур?
Мадемуазель де Шатильон не была в этом уверена.
— Кажется, милочка, он назвался именно так. Весьма приятный молодой человек.
Я направилась в гостиную. Если это действительно был Этьен, то в том, что он не сказал своего настоящего имени, не было ничего удивительного — он и прежде часто ездил по городу инкогнито. И то, что он решил меня навестить, я тоже вполне могла понять — наш разговор во дворце закончился странно, и он, должно быть, почувствовал себя виноватым.
Если бы он приехал как шевалье де Монкур не сегодня, а хотя бы день назад, во мне проснулись бы воспоминания.
Но сейчас меня беспокоило совсем другое — за нашим домом наблюдали люди герцога де Крелона, и если они узнали его величество, то ни к чему хорошему это не приведет. А что, если герцог подумает, что это я вызвала короля, чтобы выдать ему заговорщиков? Что тогда будет с Андрэ?
Я распахнула дверь. С дивана у окна встал Этьен. Когда он увидел меня, на губах его появилась улыбка, но я не смогла улыбнуться в ответ.
— Что-то случилось, ваша светлость? — сразу встревожился и он. — Простите, я приехал без предупреждения. Но я подумал…
Я перебила его:
— Ваше величество, вы приехали одни? Кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Да, я приехал один. И нет, думаю, никто не знает. Под широкополой шляпой трудно разглядеть лицо. Но что же всё-таки случилось?
Это решение далось мне непросто, но я понимала, что одна я не сумею справиться с ситуацией. Несмотря на то, что я пыталась думать, будто за эти семь лет я изменилась — стала сильной, отважной и даже жестокой — на самом деле я осталась прежней, и теперь мне нужна была помощь близких мне людей. Да-да, в том числе и Этьена. И пусть де Крелон и его сообщники полагали, что им легко удастся лишить его короны и власти, пока еще он был королем.
— Прошу вас, ваше величество, выслушайте меня! — я по-прежнему не готова была открыть ему всю правду — такой рассказ занял бы слишком много времени — но пересказать ему то, что случилось сегодня, можно было довольно коротко. — Я не уверена, что вы поверите мне, но клянусь вам, что буду говорить только правду.
Я опустилась в кресло, а он вернулся на диван. Я постаралась пересказать всё то, что было мне известно о заговоре, как можно более ёмко, и с каждым моим словом лицо Этьена всё больше мрачнело. Но он ничем не показал своего удивления или возмущения. Мне даже показалось, что это не стало для него откровением. Быть может, до него уже доходили слухи о заговоре — в конце концов, в его тайном сыске наверняка были и преданные ему люди.
И когда я замолчала, он кивнул.
— Да, исчезновение магии из источника дало моим врагам такой козырь, о котором они не могли и мечтать. А тут еще и я сам невольно поспособствовал успеху их начинания — то, что случилось с источником, я посчитал справедливым возмездием за то, что я не оказался достойным высокого имени Эллинаров, и совершал поступки, за которые мне искренне стыдно. Мне доложили о том, что в среде моих придворных появились протестные настроения, но о том, что их главной движущей силой является де Крелон, я не знал.
Мне не понравилось его настроение, к тому же, сейчас я не была расположена думать и заботиться об интересах Линарии. Куда больше, чем судьба страны, меня волновала судьба моего маленького Андрэ.
Впрочем, Этьен спохватился и сам:
— Простите, ваша светлость, меньше всего я хотел, чтобы то, что творится сейчас в Линарии, коснулось и вас. Мне искренне жаль, что заговорщики решили втянуть вас в эту игру. Я был не намерен предпринимать что-либо ради себя, но без сомнений сделаю это ради вас и вашего сына. Вы сказали, за домом следят?
Я кивнула:
— Да. Надеюсь, вы не привлекли особого внимания. Здесь живет не только моя семья, но и семья барона Робера, а к его милости часто приходят друзья — вас могли принять за одного из них. К тому же, вы приехали прежде, чем я вернулась из особняка герцога — возможно, наблюдатель следит за мной, а не за домом, и тогда он мог вовсе не узнать о вашем визите.
Его величество согласился:
— Думаю, вы правы. Но как бы там ни было, этого мы уже не можем исправить. Теперь нам нужно решить, что делать дальше. Ваш сын находится у де Крелона, и мы должны вызволить его любой ценой.