Она была так возбуждена этой новостью, что только на крыльце, к которому уже подошла ее карета, спохватилась, что не спросила о здоровье мадемуазель де Сурель. Я ответила, что изменений нет, и она снова переключилась на источник.

— Поверьте моему слову, Летисия, единственное, что поможет сохранить его величеству корону — это его брак с антарийской принцессой. Ему следует заключить его как можно скорее.

Бедняжка, она еще не знала, что это было уже невозможно.

50. Маркиз Дюбуа

Вечером исчезновение магии из королевского источника мы обсудили с Лео и Велией. Мадемуазель де Шатильон была крайне огорчена этим обстоятельством.

— Это просто немыслимо! — восклицала она, расхаживая по комнате. — Если это на самом деле случилось, то, боюсь, твой бывший муж, Алессандра, и правда обречен — даже если сам он не имеет к этому никакого отношения, кого же еще обвинять, как не его. Он — единственный из Эллинаров, о котором известно его подданым.

Тут она выразительно посмотрела в мою сторону, но я не собиралась оправдываться за то решение, которое когда-то приняла. Будучи сама представительницей (пусть и не вполне официальной) династии Эллинаров, Велия весьма трепетно относилась ко всему, что было с ними связано, и полагала, что раз уж Андрэ угораздило родиться сыном короля, то скрывать это бессмысленно, и рано или поздно ему придется принять на себя бремя власти.

— Пока нам не известно ни о каких доказательствах, которые бы подтверждали эти слухи, — сухо возразила Лео. — Но если это действительно так, то это делает наш отъезд из Лимы еще более оправданным. Даже если та вода, что тебе дал Этьен, уже не содержала в себе ни капли магии, с этим уже ничего не поделаешь. Если ты помнишь историю, Лесси, то после своего предыдущего исчезновения магия вернулась в источник лишь через несколько сотен лет. Боюсь, мы не сможем ждать так долго. К тому же, Андрэ и без этого уже стало лучше. Так что извести его величество о своем отъезде, разошли письма тем немногочисленным знакомым, которыми ты успела здесь обзавестись и едем в Антарию!

Я не стала возражать, но для себя всё же решила хотя бы раз съездить в Дижонское предместье к маркизу Дюбуа. Пусть даже он откажется со мной разговаривать, я хотела хотя бы посмотреть ему в глаза.

Я велела закладывать карету и вышла в сад, чтобы поприветствовать барона Робера, который впервые за несколько месяцев встал на ноги. Конечно, его шаги сейчас были робкими и неловкими, и наш маленький принц, за руку которого он держался, смотрел на него с удивлением.

— Искренне рада за вас, ваше сиятельство! — сказала я и поцеловала его в как всегда гладко выбритую щеку.

— Я уже почти не надеялся на это, ваша светлость! — он отвернулся, пряча слёзы.

А старый лакей уже усаживал его обратно в кресло — сделать больше нескольких шагов ему пока было не под силу.

— Ты едешь на прогулку, мамочка? — подбежал ко мне Андрэ. — А можно, я поеду с тобой? Я обещаю тебе вести себя хорошо. Я буду сидеть в карете тихо как мышка.

Сначала я хотела ответить решительным отказом, а потом подумала — почему бы и нет? Я решила, что мы можем взять с собой горничную Грейси — они с Андрэ погуляют в каком-нибудь парке или посидят в булочной неподалеку от дома маркиза. Сегодня я собиралась съездить всего лишь на разведку — узнать, принимает ли посетителей маркиз Дюбуа.

Так и вышло, что я отправилась в Дижонское предместье не одна. Я велела кучеру остановиться, не доезжая до дома маркиза, и он сделал это как раз у небольшого уютного кафе, где я и оставила Андрэ с Грейси.

В этой части предместья прежде я не бывала ни разу, всегда ограничиваясь лишь тем кварталом, где жила Лео. А здесь были несколько красивых особняков — впрочем, изрядно обветшавших. Один из них и принадлежал маркизу Дюбуа.

Впрочем, я не сразу направилась к его крыльцу, прежде остановившись у расположившейся на другой стороне улицы телеги зеленщика.

— Не подскажете, это ли дом маркиза Дюбуа?

Торговец, у которого пока не было покупателей, охотно поддержал беседу:

— Именно так, сударыня! Но если вы намерены нанести визит его светлости, то не советую вам это делать.

— Вот как? — удивилась я. — И почему же?

Зеленщик хмыкнул и понизил голос:

— Его светлость совершенно безумен!

Я вздрогнула. Если это было правдой, то обрывалась еще одна ниточка, что вела к моему прошлому.

— Он потерял рассудок несколько лет назад — в ту пору он еще жил в центре Лимы. Говорят, он лишился важного поста при дворе его величества и не смог вынести этого. Да, люди быстро привыкают к власти и уже не могут без нее обходиться. А может быть, он свихнулся из-за того, что слишком много знал. Как бы там ни было, но у его семейства уже не было средств, чтобы содержать особняк на центральной площади, и они вынуждены были переехать в район поскромнее.

Я поблагодарила собеседника за информацию и, оставив ему монету, всё-таки направилась к дому маркиза. Отворившего двери слугу я попросила доложить обо мне его светлости, а когда тот ответил, что его хозяин не принимает, спросила, могу ли я побеседовать с кем-то другим.

— Если изволите, я доложу о вас племяннице его светлости.

Я назвалась наспех придуманным именем, и уже через десять минут сидела в гостиной напротив молодой девушки, одетой скромно, но со вкусом.

— Простите, сударыня, — печально улыбнулась та. — Мне сказали, что вы хотели поговорить с его светлостью, но, боюсь, мой дядя сейчас — не самый лучший собеседник.

— О, как жаль! — воскликнула я. — Я прибыла в столицу издалека всего на несколько дней. Мой отец, которому его светлость когда-то оказал большую услугу, просил меня поприветствовать его лично и передать ему несколько слов, которые папенька полагает очень важными. Быть может, я смогу хотя бы взглянуть на вашего дядю, мадемуазель?

Она пожала плечами:

— Почему бы и нет? Мой дядя очень скучает без прежнего круга общения. Его сейчас редко кто навещает, а он весьма любит поговорить. Пойдемте, я провожу вас — его светлость работает в своей небольшой мастерской.

— Работает? — удивилась я. — В мастерской?

Странно было услышать о работающем в мастерской маркизе.

Девушка тихонько рассмеялась:

— Должно быть, вы знаете, что некогда мой дядя был главным магом Линарии. Мне иногда кажется, что он полагает, будто до сих пор занимает эту должность. Он делает какие-то амулеты, которые, по его словам, обладают огромной силой. Правда, боюсь, эта сила на самом деле — только в его воображении. Но, прошу вас, не судите его строго — он всегда старался заботиться об интересах Линарии и всё еще пытается это делать — пусть и таким странным и одному ему понятным способом.

— Но отчего же такого преданного патриота отправили в отставку? — полюбопытствовала я.

Но на этот вопрос ответить девушка не смогла.

— Не знаю, сударыня. Мне тоже всегда было обидно за дядю. Думаю, в одной из придворных интриг он встал не на ту сторону, на которую следовало.

Она проводила меня до большого и просторного помещения, которое действительно оказалось мастерской — здесь были расставлены верстаки и разложены самые разнообразные инструменты, назначение большинства из которых было мне неизвестно.

— Если не возражаете, я вас оставлю, — шепнула мадемуазель Дюбуа. — Мне нужно распорядиться насчет обеда. И прошу вас, не бойтесь — дядя совсем не опасен. Он полностью погружен в свои мысли, и если вы хотите получить ответы на какие-то вопросы, то вы вряд сумеете этого добиться.

Она удалилась, а я, обозначив покашливанием свое присутствие, храбро направилась к сидевшему за столом у окна старику.

— Здравствуйте, ваша светлость!

Его седые волосы были длинны и не очень ухожены, а одет он был не как вельможа, а как ремесленник — рубаха из грубой ткани, фартук и протертые на коленях штаны. В худых и заметно трясущихся руках он держал какой-то темно-фиолетовый камень, который и шлифовал в этот момент — надо признать, весьма ловко.